История проективных методик — это и хронология, отме­чающая особо важные вехи развития проективной техники, и история развития проективного метода как целостного под­хода к пониманию природы личности и способов ее экспери­ментального изучения. Стало традиционным вести счет про­ективным методикам с теста словесных ассоциаций К. Юнга, созданного им в 1904-1905 гг. Метод вызова ответных ассоци­аций в психологии известен со времен В. Вундта и Ф. Гальтона, однако именно К. Юнгу принадлежит открытие и доказатель­ство феномена, лежащего в основе всех проективных мето­дик, а именно возможности посредством косвенного воздей­ствия на значимые области переживания и поведения человека («комплексы») вызывать пертурбации в экспериментальной деятельности. Юнг показал таким образом, что бессознатель­ные переживания личности доступны объективной диагно­стике. Впоследствии разнообразные варианты ассоциативно­го теста применялись для выявления чувства вины (детекторы лжи М. Вертгаймера и А. Лурия), асоциальных вытесненных влечений (Дж. Бруйер, Р. Лазарус, Л. Постмен, Ч. Эриксен и

др.), для отграничения нормы от патологии (Г. Кент и А. Ро­занов). Тесты незаконченных предложений и рассказов также нередко считают ведущими свое происхождение от ассоциа­тивного теста Юнга (Анастази Б., 1982; Abt L., Bellak L., 1950; Semeonoff В., 1976;Anzieu D., 1967).

Так, И. Сельвинский (1972) писал:

Отчего, когда глядим на волны, Видим вечность и судьбу людей? Отчего пургу зовем «седою», «Шепот» слышим там, где камыши? Оттого, что втайне красотою Мы зовем полет своей души.

Диссертация Г. Роршаха по медицине была посвящена изу­чению механизмов галлюцинаций, где он, между прочим, ссы­лается на однажды пережитое им состояние: во время первой в его медицинской практике аутопсии он явственно «видел», как ему пласт за пластом разрезают «мозг» и эти пласты падают пе­ред ним один за другим (Anzieu D., 1967). Переживание было очень ясным, живым и не только зрительным, но и сопровож­далось явственными тактильными и моторными ощущениями. Г. Роршах предположил, что в наших мечтах и фантазиях наряду со зрительными образами присутствует память и о пережитых движениях — кинетические образы, которые слагаются в осо­бый способ, модус мышления. Впоследствии Г. Роршах предпо­ложил, что чернильные пятна, адресованные зрительному вооб­ражению, растормаживают, оживляют моторные фантазии.

Известно, что до и независимо от Г. Роршаха с чернильны­ми пятнами экспериментировали и другие психологи (напри­мер, Ц. Е. Рыбаков в России, А. Бине и В. Анри — во Франции), однако именно Роршах был первым, кто доказал связь образов фантазии с основополагающими чертами и свойствами лично­сти. «Роршахиана» как дальнейшее развитие исследований и идей Г. Роршаха в настоящее время представлена двумя ведущи­ми направлениями — американским (Beck S., 1944; Klopfer В., Davidson H., 1962; Rapaport D. et al., 1945-1946) и европейским (Bцhm Е., 1978; Loosli - Usteri M., 1965).

За время, прошедшее после выхода в свет «Психодиагности­ки», появились методики, родственные тесту Роршаха. Наибо­лее известны среди них Бен-Роршах («Вего») тест, тест Цулли-гера и тест Хольцмана. «Вего-тест» создавался Г Роршахом и его непосредственным сотрудником как параллельная серия оригинальному набору таблиц. Работа над тестом была законче­на Г. Цуллигером, также работавшим вместе с Роршахом. Цул-лигеру удалось доказать, что по основным показателям теста (общему количеству ответов, количеству целостных ответов, ответов на белое пространство, ответов с участием цвета и дви­жения) «Вего-тест» эквивалентен оригинальному набору таблиц. Г. Цуллигером в 1948 г. был предложен и собственный вариант теста — Z-тест, который состоит из трех таблиц — черно-белой, полихромной и черно-красной; обработка включает ряд отсут­ствующих в финальной версии показателей; главное отличие те­ста — краткость, формализованность анализа результатов.

Методика чернильных пятен Хольцмана (H.I.T.) отличается еще большей стандартизованностью и схематизацией. Она со­стоит из двух параллельных серий таблиц по 45 карточек в каж­дой; на каждую карточку испытуемый должен дать только один ответ. Достоинством H.I.T., сделавшим его наиболее валидным и надежным тестом среди дериватов методики Роршаха, явля­ется наличие нормативов и процентных показателей по основ­ным категориям шифровки ответов.

Продолжая хронологический обзор истории развития про­ективных методов, мы, естественно, не можем не отметить 1935 год, когда впервые в журнальном варианте под двойным автор­ством появилось сообщение о Тематическом апперцептивном тесте (TAT) как методике экспериментального изучения фанта­зии (Morgan С, Murray Н., 1935). В то время тест не был обеспе­чен ни общей теоретической концепцией — в качестве метода исследования личности он стал рассматриваться в более позд­них публикациях Г. Мюррея (Murray H., 1938, 1943), ни стан­дартизованным руководством по применению. У этого метода, как и у теста Роршаха, имелись свои предшественники и своя предыстория (см., напр., Abt L., Bellak L., 1950; Rapaport D., 1968). Психологам и психиатрам давно было известно, что рас­сказы по сюжетным картинкам, специально подобранным для исследуемого контингента, позволяют судить о склонностях, интересах и нередко выявляют болезненные состояния пси­хики. На первый взгляд замысел TAT казался более простым и очевидным, чем идея Г. Роршаха. Действительно, разве Чарль­зу Диккенсу, заканчивающему свой любимый роман о Дэвиде Копперфильде, не чудилось, как он сам писал, «будто он отпу­скает в сумеречный мир частицу самого себя» (ДиккенсЧ., 1984, т. 6)? Мы также различаем за нравственными страданиями ге­роев Ф. М. Достоевского искания его собственной мятущейся души. К сожалению, подобные аналогии, к которым прибегал даже Мюррей при обосновании своего метода, мало что прояс­няют в понимании того, какие именно аспекты личного опыта автора прямо и зеркально отражаются в портретах и судьбах его героев, а какие, напротив, трансформируются в прямо противо­положные. А. Моруа, например, недвусмысленно намекает, что морализм Дюма-сына был не столько «генуинным», сколько формированием реакции в ответ на внутренние запреты и стыд за гуляку-отца. Это отразилось в его авторской позиции, в част­ности, в драме «Дама с камелиями» (Моруа Б., 1965).

Однако в этих же экспериментах обнаружилось, что «сила» потребности и ее отражение в TAT связаны не линейной, а U-образной зависимостью: наиболее непосредственно в рас­сказах проявляются потребности умеренной интенсивности; очень сильная депривация приводит к вытеснению или иска­жению соответствующих образов фантазии (Sanford R., 1936). Тот же компенсаторный принцип действует и применительно к так называемым латентным или социально неодобряемым потребностям, например агрессии или гомосексуальности. В итоге действия защитных механизмов в рассказах TAT может искажаться реальная картина личностных особенностей. Так, Эриксон и Лазарус показали, что лица, страдающие скрытым гомосексуализмом, на провоцирующие таблицы TAT дают ней­тральные рассказы (Eriksen С. W., 1951, 1968). Еще более слож­ным является вопрос о соотношении рассказов и реального поведения. Согласно Г. Мюррею, латентные потребности не осознаются и невыводимы из открыто наблюдаемого поведе­ния, а проявляются только в фантазиях и фантазиоподобной активности типа TAT. Эксперименты уточнили эту гипотезу: если потребность — явная или латентная — не имеет «мотор­ной разрядки», фрустрируется в открытом социальном поведе­нии, она находит компенсаторное удовлетворение в рассказах TAT (Lazarus R. S., 1961).

Между тем, лица, уже совершившие особо тяжкие престу­пления, могут продуцировать нейтральные или подчеркнуто просоциальные темы (Станишевская M. М., Гульдан В. В., Вла­димирская M. Т., 1974). Существенной детерминантой ответа оказывается и сама ситуация обследования. Если она воспри­нимается как экспертная, проявления агрессии строго контро­лируются. Из сказанного следует, что прогноз реального поведе­ния на основе прямого отождествления «героя» и обследуемого осуществим только для ограниченного круга личностных черт и тенденций. Так, например, вариант TAT Д. Мак-Клелланда и Дж. Аткинсона оказался высоко валидным в отношении моти­вации достижения (Atkinson J., 1958).

Наиболее существенной чертой проективных мет щик Л. Фрэнк считал неопределенность стимульных условий, по­зволяющих испытуемому проецировать свой способ видения жизни, свои мысли и чувства. Чем более неструктурированным является «стимульное поле», тем в большей степени его струк-турация индивидом будет изоморфична структуре его реального жизненного пространства (Frank L., 1939).

Концепция Л. Фрэнка, испытавшая сильное влияние «холи­стических» теорий личности, в том числе и К. Левина, акцен­тирует ряд моментов, чрезвычайно важных, на наш взгляд, для понимания назначения и диагностических границ проектив­ных методик. Проективные методики направлены на раскрытие внутреннего мира личности, мира субъективных переживаний, чувств, мыслей, ожиданий, а вовсе не на экспресс-диагностику реального поведения. Узко прагматическая ориентация многих исследований часто игнорировала это ограничение, составля­ющее суть проективного метода как особого подхода, способа понимания человека. Важно не то, как человек действует, а то, что он чувствует и как управляет своими чувствами. Ясно, что совпадение поведенческого уровня и плана переживаний есть частный случай, поэтому возможность прогноза поведения по проективным методам ограничена, зато открывается перспек­тива проникновения в уникальный мир человеческих чувств и внутреннюю логику его построения.

Исследования Л. Франка, теоретико-методологические по своей сути, породили множество экспериментальных иссле­дований, среди которых особо следует выделить два направле­ния — изучение роли стимула в проекции личностнозначимого материала и изучение феномена проекции как психологиче­ского механизма, лежащего в основе действенности этой груп­пы методов. Неопределенность стимульных условий неодно­кратно указывалась в качестве признака, дифференцирующего

проективные методики от других, например психометрических, процедур. Тест Роршаха и TAT дают примеры двух типов сти-мульной неопределенности — структурного и содержательно-смыслового. Неопределенной является для испытуемого и сама ситуация обследования, не ограничивающая его действия ка­кими-либо стандартами и нормативными оценками, но предо­ставляющая максимально широкий выбор способов поведения (Lindzey D., 1959; Бурлачук Л. Ф., 1979; Соколова Е. Т., 1980; Анастази Б., 1982). Дж. Брунер также предполагал, что неопре­деленность, неоднозначность или «зашумленность» — необ­ходимые стимульные условия для предоставления приоритета личностным субъективным факторам в детерминации воспри­ятия и других видов познавательной активности (Брунер Дж., 1977; Abt L., Bellak L., 1950).

В духе экспериментов «нового взгляда» в 40—50-е годы скла­дывались теоретические обоснования теста Роршаха (DragunsJ., 1967) и TAT (Bellak L., 1950).

Акцентирование неопределенности стимульных условий по­зволило, кроме всего прочего, согласовать проективные методы с психоаналитическим стилем клинического мышления. Чем более неопределенны условия (т. е. чем меньше давление реаль­ности), тем в большей степени психическая активность прибли­жается по своей природе к «первичным» психическим процес­сам (воображению, галлюцинациям), движимым принципом удовольствия. Проективные методы на первый взгляд давали основание для подобного осмысления (см., напр., эксперимен­тальные исследования аутистического восприятия), однако в этом случае необходимо было признать тождество «первичных процессов» и психической активности в ситуации проективно­го исследования.

Не все исследователи склонны были следовать традиции ортодоксального психоанализа. Набиравшая силу «психология Эго», как и конкретные экспериментальные клинические ис­следования, формировали новую теоретическую парадигму для обоснования проективного подхода. Значительный вклад был внесен американскими клиническими психологами во главе с Давидом Рапапортом (Rapoport D., 1944-1945; 1968). В частно­сти, проанализировав исследования «нового взгляда», особен-

но той его ветви, которая занималась изучением когнитивного стиля, Рапапорт по-новому определяет специфику процессов, детерминирующих проективный ответ. Проективная продукция рассматривается как результат сложной познавательной дея­тельности, в которой слиты воедино и собственно когнитивные моменты (отвечающие «реальности» — ситуации эксперимента, задаче инструкции, определенным характеристикам стимуль-ного материала), и аффективно-личностные факторы — «пе­риферические» мотивы, индивидуальные способы контроля и защиты.

Вслед за работами Д. Рапапорта и его коллег началось интен­сивное изучение роли стимульных факторов в характеристике проективных ответов. Применительно К TAT, в частности, было продемонстрировано наличие таблиц, стойко провоцирующих стандартные темы, например депрессию и суицид (TAT, табл. 3, 14, 15), сексуальные перверзии (TAT, табл. 13, 18) (Bellak L., 1978; RapoportD., 1968).

Интересны в этой связи результаты, полученные при ис­следовании сопутствующего значения стимульных характери­стик таблиц Роршаха методом семантического дифференциала (Kenny О., 1964). Так, оказалось, что каждая таблица обладает определенным эмоциональным значением:

Таблица 1	уродливый, грязный, жестокий, грубый, активный
Таблица 11	счастливый, сильный, активный, быстрый
Таблица II!	хороший, чистый, счастливый, легкий, активный, быстрый
Таблица IV	плохой, грязный, жестокий, сильный, мужествен­ный
Таблица V	легкий, активный
Таблица VI	большой по размеру
Таблица VII	хороший, красивый, чистый, хрупкий, нежный, женственный
Таблица VIII	чистый, активный
Таблица IX	сильный, активный, горячий
Таблица X	хороший, красивый, чистый, счастливый, легкий, активный, быстрый